понедельничный мыслеслив

личное

Скачала третий сезон басары.Не дождалась сабов, скачала с озвучкой. Включила. Гозпади, сделай меня развидеть это. Моих ушей хватило на 3 минуты.
Дальше - нисмог. Больше с озвучкой - никагда! ><
Ну или надо уже искать англо-сайт с англо-сабами.

Как же меня убивают некоторые. Например. Договаривались неделю с подружкой, что встретимся в воскресенье вечером. В воскресенье утром она мне пишет, что дома чп и шеф, все пропало. Окей, с кем не бывает. А потом наблюдаю в инстаграме фотоотчет о том, как чудесно она посидела « с самыми лучшими девчулями» в кафе.
Много чего хочется после такого сказать, но скажу лишь одно - ну ты хоть не пались-то блин, а.

Первый день зимы, у нас наконец-то снег. Ну как снег... Мееееелкая противная колючая фигня, сыплющаяся с неба и тут же тающая. Но я все равно в печали.

Первая выкладка у команды Какузу/Хидан просто богична!

Случайно снесла сейчас последний пост с двумя фиками. Хотела отредактить, но со слепу ткнула не туда и оп! Ну не идиот ли?
Думала выложить снова, но, наверное, это знак свыше, что не стоит.
Мораль сей басни такова - подарите мне очки ((

Немного про кнб-бб
*встала на стульчик* Низкий поклон всем авторам, участвовавшим в мероприятии, а так же личный респект и уважуха.
Серьезно, для меня такие товарищи немного супер-герои. Надеюсь, что и самим авторам понравился бб. Авторы, вам понравился формат бб?
Отдельные печеньки и лучи любви иллюстраторам. Вас мало, но вы в тельняшках! Вообще считаю, что иллюстраторов нужно всячески охранять как редких сов - их и так-то не много.
Не знаю, как определяют успешность бб, но думаю, что половина доживших до выкладки фиков - результат хороший.

АПД. Отменяется паника. Спасибо нескольким хорошим анеглоподобным товарищам. Серьезно, я без вас просто сдохну.
Остальным - пгастите за очередную мини-истерию. Мне кой-чего вбили в мозг, стало получше.
Но постов и правда будет меньше, т.к горит жопа по учебе.

ДАБЛ АПД
Кнб меня просто разрывает на части. Ведь было же такое чудесное (пока еще в мозгу) необременное смыслом пвп с Киеши/Алекс. А теперь, блин, даже не знаю как писать, писать ли вообще... *бегает по потолку*

А вообще мне надо писать другое пвп. С рейтингом нс-21, насилием над мозгом, с использованием посторонних предметов, нон-коном и прочими извращениями. Курсач по статистике ._.

запись создана: 01.12.2014 в 17:34

@темы: мысли вслух

---

Не в обзоры. Ни наруто, ни кнб.

По-идиотски вышло, конечно, но что уж делать, если хозяин дневника - тоже идиот. (а если точнее - одно вытекает из другого)

Ну и партия  Акрум сказала "надо", комсомол ответил - есть. Поэтому вот - выкладываю второй раз за день и завтра же иду за очками

К этому посту.

Раз, Мадара

Атмосферы мерзости нет, безнадеги - нет. Кто-то просто слишком увлекся инцестным пейригом.

Читать дальше

Наверное, так было всегда.

Он всегда был рядом с Хаширамой. На переговорах стоял позади тихой, безмолвной тенью. Смотрел, слушал и запоминал. Сидел по правую руку от него во время торжественных приемов послов других селений. Сжав тонкие губы, прищурившись, без стеснения и против правил всяких приличий рассматривал высоких гостей. Мадара, в общем-то, не осуждал его. В этом не было чего-то необычного или странного. Просто Хаширама смог покинуть войну, а его брат не смог. Просто Тобирама так и остался на вечном поле боя. Вымотанный, заляпанный кровью и изуродованный изнутри. Недоверчивый, всегда готовый к нападению.

И он был рядом с Хаширамой всегда. Цеплялся за него, тянул к себе, отчаянно боясь потерять.

Мадара даже не удивился, узнав, что они спят вместе. Не испытал отвращения, шока или злости, не подумал, что это – неправильно. Смотря на Тобираму, тихо стонущего в крепких объятиях Хаширамы, Мадара не испытывал ничего. Это казалось почти... естественным.

Лишь он был третьим лишним.

–Хаширама... пожалуйста... – прошептал Тобирама, поворачивая назад голову.

И Хаширама, улыбаясь, опустился на него, прижимаясь грудью к спине, и поцеловал, переплетая пальцы.

Мадара отвернулся. Растянутые во времени, нечеткие чувства захлестнули с головой. Злость, ревность, отвращение.

С тех пор Тобирама никогда не покидал Мадару. Преследовал повсюду бесплотным призраком.
Мадара чувствовал на себе взгляд холодных сосредоточенных глаз даже когда находился в своем доме.

Хаширама радостно улыбался ему, махал рукой, а за его спиной незримо находился Тобирама. Хаширама обнимал Мадару, шептал на ухо какие-то глупости, над которыми сам же смеялся. А Мадара видел перед собой злой взгляд Тобирамы. Хаширама раздевался сначала сам, затем осторожно, почти бережно снимал одежду с Мадары, прижимался крепко и целовал, целовал, сметая подобно урагану все внутренние барьеры в голове Мадары. И это было хорошо, невероятно хорошо. Настолько, что казалось почти нереальным.

Но хватаясь за скользкие от пота плечи Хаширамы, Мадара ненавидел его. За то, что не мог от него отказаться, за то, что от него не мог отказаться Тобирама, за то, что Хаширама не отказывался от них обоих.

Хаширама гладил его бедра, целовал щеки, губы, веки, а Мадару выворачивало наизнанку. Мадара знал, кого Хаширама представлял порой вместо него и ненавидел его за это.

Ненавидел за то, что Тобирама был с ним даже в эти моменты. Мадара зажмуривался и ощущал на своей коже его тяжелое влажное дыхание, слышал, как он всхлипывает, кончая. Слышал, как он звал Хашираму, и видел, как тот целовал его - глубоко и жадно.
Он ненавидел себя за то, что не мог отказаться от Хаширамы, для которого по-настоящему существовал лишь один человек.

Мадара - просто третий лишний. И, похоже, так было всегда.

Два, Киеши

Размышлизмы на тему родителей Киеши, а точнее - их отсутствия.

Киеши осторожно сгибал и разгибал пальцы. Мягкая нашлепка пластыря немного отклеилась с краю, обнажив темно-коричневую корочку запекшийся крови. Киеши сжал руку в кулак. Корочка натянулась и треснула. Не больно. Из ранки побежали две тонкие струйки крови.

Киеши не слушал, что обсуждали бабушка и дедушка с Нанао-саном.

Знал, но не хотел слышать, как они тихо обговаривали время, место и цену, как решали, какой материал лучше использовать для могилы. Киеши осторожно сгибал и разгибал пальцы, смотрел, как кровь пропитывала аккуратно завязанный узелок бинта.

Белый-белый.

Если закрыть глаза, зажмурившись крепко-крепко, то можно не видеть белый-белый бинт, напитывающийся кровью. Если заткнуть уши, то можно не слышать разговор.
Но если закрыть глаза и заткнуть уши, то в черной бархатной тишине появится огромный оранжевый грузовик, его низкий, как пароходная сирена сигнал, и грохот и острая, давящая боль. Этот жуткий грохот всегда приходит с болью.

Киеши не закрывает глаза и не затыкает уши. Папа всегда учил, что он должен быть сильным и храбрым.
Но, почему-то, когда Нанао-сан начал говорить про мацуго-но мидзу, сильным быть не хотелось.

Он помнил много полузнакомых лиц родственников, сладкий, приятный запах курящихся ароматических палочек и тонкие струйки дыма. Душная комнатка, в которой он находился, едва вмещала два тела и трех человек. Люди постоянно входили и выходили; Киеши не смотрел на них. Сизый дым ел глаза.

Пепел с тлеющих благовоний падал в чашку с рисом, воск со свечей стекал на булочки.

У Киеши болели руки. Замотанные в белый чистый бинт пальцы ныли и дрожали. Болела шея и голова. После аварии так было часто. Врач сказала, что это сотрясение мозга.
Киеши хотел уйти и выпить таблетку, но знал, что нельзя. Так не принято.
Это немного злило.

Злил заклеенный белой бумагой алтарь. Мама не любила белый цвет. И если мама не любила его, то почему алтарь обклеили именно именно белой бумагой? Мама любила оранжевый. Значит, наверное, надо заклеить алтарь оранжевой бумагой? У них дома точно где-то лежал рулон ярко-оранжевой гофрированной упаковочной бумаги.

Мама расстроилась бы, когда увидела, что ее одели в белое. Хотя, кёкабара было красивое. Тонкое, мягкое, расшитое белыми хризантемами и какими-то птицами. Жаль, что под одеялом его не видно. Правда, когда Киеши сказал бабушке, что кимоно ему нравится, она совсем не обрадовалась. Интересно, мама правда будет совершать паломничество в этом кимоно? Киеши бы хотел посмотреть.

А вот папе бы понравился его костюм. Папа всегда любил черный.

Они были красивые. Спокойные, чистые, тщательно одетые. Свечи и хризантемы у изголовья тоже были красивые.


Бабушка говорила, что лучше ему не ходить на похороны.

Его дрожащие, неловкие руки сулили неудачу в будущем. Ему или всем присутствующем? Его тетя забила гвоздь с первого удара, значит, наверное, только ему. Не мог же он забрать себе ее удачу.

Снова заговорил священник, и гроб мамы понесли в печь. Следом гроб папы. Киеши замер. Неожиданно в зале стало очень тихо, так, словно он остался один. Так, как на самом деле и было.
Почему-то только сейчас Киеши полностью осознал, зачем нужны были все те странные ритуалы и что означали сутры, которые читал священник.

Кто-то тронул за плечо, сжал его ладонь в своей большой теплой руке, тихо что-то произнес и мягко, но настойчиво повел прочь. Киеши переставлял заплетающиеся ноги, вывернув назад шею. Он не мог не смотреть.

Киеши даже на выходе из зала слышал, как тихо и мерзко что-то трещало в кремационной печи.

Он почти не помнил, как его привели вместе с другими родственниками в другую комнату, как кто-то сунул ему в руки чашку горячего чая, пряно пахнущего травами.
Киеши не помнил, сколько времени там просидел. Взрослые о чем-то негромко говорили, изредка кто-то из них подходил к нему и спрашивал как дела. Киеши ненавидел их в этот момент.

А потом дедушка опять взял его за руку и сказал, что сейчас снова надо побыть сильным и храбрым.

У Киеши тряслись руки.
Кожа под туго затянутыми бинтами зудела, хотелось сорвать их прямо сейчас, немедленно. Палочки, крепко сжатые пальцами, дрожали. Киеши боялся дышать. Если слишком сильно выдохнуть, то серый пепел с протвиня полетит прямо в лицо.
Киеши тяжело сглотнул и едва не выронил палочки. Он украдкой облизнул пересохшие губы. Зачем ему это делать, зачем все это делают?
Киеши смотрел на белую, изящную урну и чувствовал, что еще одна косточка и его стошнит. Нет, надо потерпеть, уже почти все. Уже почти не осталось костей.

Киеши повернулся, осторожно принял палочками небольшую кость. Короткую, с утолщениями на концах, немного обгоревшую с одной стороны. Похожую на кость фаланги. Одну из тех, что еще пару часов назад были мамиными руками. Ее красивыми, ласковыми руками.

Кость полетела на протвинь, палочки с тихим стуком упали на пол. Киеши зажал одной рукой рот, а второй закрыл глаза. Его точно сейчас стошнит. Слезы щипали глаза, текли по щекам, попадая в рот. Кто-то подхватил его за подмышки, вздергивая на ноги, и выволок из зала.

Он у всех украл удачу.

Киеши забрался на кровать с ногами, осторожно развязал узелки и распустил бинты. Поднес ладони к глазам, внимательно осматривая. Кое-где еще виднелись мелкие царапины, между указательным и средним пальцем левой руки белела черточка крохотного шрама. Кроме него у Киеши не осталось ничего. Как будто его родители просто исчезли, оставив после себя лишь одного Киеши.
Оставив его одного.

Киеши закрыл руками глаза. И беззвучно заплакал.

Где-то далеко за окном смеялись другие дети. Где-то очень далеко.

@темы: фики

---

Музыки пост

Разбег весьма забавный, не удивляйтесь.



И совсем чуточку личного фапа

@темы: музыка

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Хотеть так же =_=





















Ради ракурса. ЫЫЫ, как же я любить разные ракурсы

@темы: арты, Куроко, Kuroko no Basuke, аниме, Кагами, Аомине

---

Доброго денька,  маринкин лес и  Mumby.



Чем обязаны вниманием? Почему решили остаться? В чем смысл жизни?

@темы: приветствие

---

Вечер добрый,  Суса~ и добро пожаловать в гнездышко задрота.



Чем обязаны вниманием?

@темы: приветствие

---

Название: Маленькая и черная
Бета:  Акрум
Фэндом: KnB
Жанр: ER, флафф, много флаффа, повседневность
Пейринг: Аомине/Кагами
Рейтинг: R, думаю. А может и NC-17
Размер: 3275 слов
Дисклеймер: Ничего не принадлежит
Краткое содержание: Аомине зациклен на том, что у них с Кагами есть одинаковый иероглиф в именах.
Пара слов: Написано было в подарок  Акрум на день рождения

– Слушай, Тайга, есть разговор.

– М-м?

Кагами нетерпеливо крутит карандаш меж пальцев, не отрываясь от учебника. Сосредоточиться на материале – крайне важном для завтрашнего теста по экономике – вот, что ему сейчас необходимо. Трудная задача, учитывая, что Аомине сидит прямо перед ним и безотрывно пялится, словно удав, готовый броситься на кролика. Под его пристальным взглядом текст никак не хочет укладываться в голове – Кагами ловит себя на том, что читает абзац про особенности современного рынка уже в пятый раз.

– Тебе не кажется странным, что у нас с тобой так много общего?

– Чего? – Кагами оставляет карандаш в покое, косясь недоверчиво.

Аомине хмурится, отводит взгляд.

Кагами поднимает брови. Ему хорошо знакомо это выражение лица.

За те два года, что они прожили вместе, Кагами успел отлично изучить Аомине. Он знает, как выглядит по-настоящему злящийся Аомине, которого одно лишнее слово может спровоцировать на ссору с обязательной дракой, порванной одеждой, перевернутой мебелью и последующим громким... примирением. Кагами невольно смущается, вспоминая последнее, особо бурное извинение Аомине, когда под ними с диким грохотом развалился обеденный стол, подарив тем самым отличный повод для веселья на пару месяцев вперед.

Сейчас Аомине стесняется. Фантастическое зрелище.

Кагами порой кажется, что на свете вообще нет ничего, что могло бы смутить Аомине. Он легко может загнуть Кагами раком над лавкой в университетской раздевалке, с невозмутимым лицом полезть к нему в штаны во время киносеанса и там же отсосать, громко причмокивая.

И тем не менее...

– Разве нет? Любимый вид спорта, одеваемся похоже. Черт, у нас даже размер обуви один и тот же. Одинаковый иероглиф в именах.

– И?.. – осторожно уточняет Кагами.

– Ну, это необычно. Я про иероглиф. – Аомине постукивает пальцами по столу. – Знаешь, что-то вроде знака или типа того.

Экономические теории окончательно отходят для Кагами на второй план. Он отодвигает учебник, внимательно смотрит на Аомине. Пятна румянца темнеют на смуглой коже.

Да-а, тут уже впору смущаться.

– Ты опять читал журналы Момои?

– При чем тут Сацуки? И что значит «опять»?! – недовольно вскидывается Аомине. – Я эту бабскую херню вообще не читаю!

– Ты даже тест там какой-то проходил. Я видел.

– Один раз. И мне было скучно: пока дождешься Сацуки из магазина – подохнуть можно. Не о том сейчас речь.

Кагами, вздохнув, закладывает карандашом страницу учебника, трет пальцами виски. Мысли в голове путаются, сплетаясь в причудливые образы из Аомине, рыночной экономики и треклятых иероглифов.

Может, переучился? Бывают же у школьников и студентов мигрени и всякие слуховые и зрительные галлюцинации от переутомления.

– Ты еще скажи, что нам самой судьбой суждено было встретиться и прожить вместе долгую счастливую гейскую жизнь, – устало бормочет Кагами, подперев рукой подбородок.

– Я не об этом говорю, придурок! Я о том, что это – как минимум необычно, разве нет? Что-то общее, что есть только у нас и только для нас, понимаешь? Наша с тобой связь.

Кагами молчит. Молчит и слушает, вытаращив глаза, и не верит своим ушам. Где-то в параллельной вселенной подобное, наверное, возможно. В какой-нибудь далекой анти-галактике по ту сторону пространства, времени и воображения, для какого-нибудь анти-Аомине вполне нормально нести чушь про особую связь через долбаный иероглиф.

– И я хочу татуировку с этим иероглифом.

– Ты же это несерьезно, да?

– Парную.

Сказал – как припечатал.

В комнате повисает полная тишина. Слышно, как за стенкой старенькая соседка говорит по телефону, как у кого-то сверху льется вода в душе.

В голове Кагами абсолютная, чудесная пустота. Под веками чешется, глаза болят от слишком долгого чтения, а весь выученный материал, кажется, вылетел в трубу, вытесненный заявлением Аомине. Оно затапливает усталый мозг, накатывая приливной волной.

Парную, блять, татуировку.

– Ладно-ладно, я понял, – смеется Кагами, хлопая себя по бедрам.

Аомине хмурится, сбитый с толку реакцией. Он думал, что Кагами ответит что-то в своем стиле, вроде «ты совсем сдурел, Ахомине?», пошлет в пешее эротическое, накричит или просто проигнорирует. Но Кагами присаживается рядом с Аомине на корточки, обхватывает его лицо ладонями и ласково, будто говоря с маленьким ребенком, произносит:

– Это было не очень-то смешно, Дайки. Хотя ту забавную ерунду про нашу связь я оценил. Трогательно. Но не пугай меня так больше, ладно?

И как маленького же ребенка чмокает в лоб.

– Пошли поедим? Просто подыхаю с голоду, а мне еще учить и учить. В холодильнике вроде оставалась якисоба?

И, не дожидаясь ответа, уходит в направлении кухни, сладко потягиваясь, разминая застоявшиеся от долгого сидения мышцы.

Аомине затягивает узелок на домашних штанах потуже и плетется следом, сверля недовольным взглядом спину Кагами.

Он ожидал чего угодно, но не того, что Кагами воспримет все как дурацкую шутку.

Лучше бы он его стукнул – было бы не так обидно и унизительно.

После обеда Кагами, закрывшись в гостиной, снова садится за учебники, а Аомине достается мытье посуды. Бутыль с моющим средством почти пустая. «Не забыть купить, – думает Аомине. – Или сказать Кагами, чтобы купил».

Аомине чешет кончик носа ногтем.

Как ему вообще могла прийти в голову мысль, что это – очередная придурь? Ведь у них – серьезно. И это – тоже серьезно.

Увлеченный своими мыслями, Аомине едва успевает поймать выскользнувшую из рук тарелку.

Это немного отвлекает и, как ни странно, успокаивает, приводя мысли в порядок.

Татуировку не сотрешь, как чернила шариковой ручки, не смахнешь, словно простую грязь. Пожалуй, с этой стороны Кагами можно понять.

А раз так, надо просто убедить его, насколько татуировка важна. Для него и для них.

Аомине смывает мыльную пену с рук, машинально обтирает их о штаны и направляется в спальню.

Он сносит голову уже, наверное, трехсотому безымянному монстру, когда к нему присоединяется Кагами – «хватит с меня на сегодня зубрежки». Плюхается рядом на кровать, прижимаясь плечом, подхватывает второй джойстик.

– Вместе до босса?

К теме татуировки они не возвращаются почти три месяца. До конца августа.

***

Аомине никогда не говорил и не скажет этого, но ему нравится просыпаться рядом с Кагами, ловить короткий момент его пробуждения. Редкий, удивительный, захватывающий. Кагами – жаворонок, и вскакивает обычно, когда Аомине еще видит десятый сон, раскинувшись на кровати морской звездой.

И оттого зрелище только ценней.

Кагами просыпается постепенно. Мелко подрагивают короткие, рыжие на кончиках, ресницы, веки, на лбу залегает неглубокая морщинка. И Кагами открывает глаза. Сонный, теплый, взъерошенный. Мягкий и расслабленный – отражение самого себя десятилетней давности со старых детских фотографий.

Кагами моргает несколько раз, фокусируя взгляд, и слабо улыбается, бормоча «доброе утро». Тянется, выгибаясь от удовольствия, зарывается лицом в подушку. Или Аомине под мышку. Фыркает щекотно – Аомине это нравится – долго возится, устраиваясь поудобнее, и затихает. И все дела где-то там, очень далеко и очень нескоро.

В такие дни, когда не надо спешить в университет или на работу, грех не воспользоваться возможностью подольше поваляться в постели, прижимая к себе уютно сопящего растрепанного Кагами.
И сделать кое-что еще.

– Дайки?

– Да?

Кагами скатывается с него на свою половину, поворачивается, обнимая подушку. Значит, предстоит разговор. То, что нужно.

– Что бы ты хотел на день рождения?

Аомине приходится сдерживаться, чтобы не ляпнуть ответ сразу. Даже пальцы на ногах поджимаются.

Она не давала покоя три чертовых месяца. Сидела в самом мозгу, тоненько пища, как надоедливый комар, которого невозможно отогнать, и грызла изнутри. Маленькая, черная...

– Татуировка.

Вся утренняя магия вмиг летит к херам.

Улыбка сползает с лица Кагами.

Аомине догадывается, что сейчас услышит. К этому он тоже готовился.

– Так ты не шутил тогда, да? – усмехается Кагами. – Охренеть можно.

Аомине не нравится этот тон. Слишком спокойный и одновременно вибрирующий от гнева. Не предвещающий ничего хорошего.

Но Кагами просто садится, подтянув колени к груди, и смотрит на Аомине. Ухмыляется недобро, выжидая.

– Слушай, я же не прошу делать ее на лбу или огромного размера...

– Я вот что понять не могу. Как тебе это вообще в голову пришло? Какая розовая дурь на тебя напала?

Аомине отчаянно хочется вмазать этой рыжей сволочи. Заехать как следует кулаком по носу, тряхнуть посильнее за плечи. И напоследок еще добавить. Из чистой мстительности.

Аомине глотает обиду и заталкивает куда подальше злость. Он знает, что такой подход к Кагами бесполезен – только еще сильнее упрется. Как чертов баран.

Нужно просто сказать. Спокойно и ласково вдолдонить в его башку, что это – не прикол и не какая-то там хуйня, которой страдают молодые девушки, рисуя тонкими завитушками на запястьях имена своих парней.

Аомине тоже садится.

Душевные разговоры никогда не были его сильной стороной, а говорить с Кагами на эту тему почему-то труднее, чем с любым другим человеком.

И это раздражает. Нервирует. Аомине чувствует себя прыщавым подростком, который отчаянно и неумело пытается уломать симпатичную девчонку на секс. Первый в своей жизни секс.

Просто объяснить. Объяснить Кагами, с которым живет два года, которого знает как облупленного и видел всяким.

Видел, как Кагами, стоя под душем и расставив ноги, совал в зад пальцы, вымывая из себя его сперму. Незабываемо. Каждый раз сладко прошивает изнутри горячим возбуждением, стоит только вспомнить его лицо в этот момент. Пунцовые щеки, залитые неровными пятнами румянца, прикрытые веки, закушенная в страдальческой гримасе губа.

Видел в том блядском фартуке на голое тело; жаль, что всего один раз – больше Кагами на спор играть не соглашался. Видел пошло стонущим в голос, с ногами, задранными выше головы, задумчиво читающим книжки, сидя на унитазе; слышал даже, как Кагами напевал себе под нос, нарезая овощи для карри. Ужасно нескладно, не попадая в ноты и чудовищно коверкая ритм. Аомине еще долго ржал над полным отсутствием у Кагами музыкального слуха, а тот только огрызался в ответ.

Аомине вздыхает. Сказать – всегда легче, чем сделать. Он же, мать вашу, Аомине Дайки. И всегда должен выглядеть круто. Даже делая некрутые вещи.

Сюда бы Тецу. Уж он-то смог бы внятно объяснить, что этот иероглиф – еще одна ниточка их связи. Особой связи, которая другим недоступна. Связи, которой Аомине дорожит больше, чем кто-либо из его друзей и знакомых может представить.

Тецу смог бы сказать, что Кагами для Аомине уже давно гораздо больше, чем просто классный партнер по перепиху, и при этом не выглядел бы как герой дешевой любовной макулатуры, которую с упоением читают школьницы и неудовлетворенные домохозяйки.

Но язык словно одеревенел, и слова не идут. Главное – начать.

Начать не получается, Кагами устает ждать.

Он не кричит. Вообще ничего не говорит. Качает головой разочарованно и уходит. Хлопает дверь в ванную, через пару минут начинает шуметь вода.

Блять.

Аомине проворонил свой шанс.

Кагами больше не спрашивает о подарке. Делает вид, что никакого разговора вообще не было, держится как обычно. Только странно молчит весь день.

Вечером Аомине первый ложится спать. Забирается в кровать и пару минут пялится в серый потолок. Вздыхает. Поворачивается на бок, натягивая одеяло до самого подбородка.

Иногда их отношения – полная херня.

***

Следующие две недели они почти не видятся. Учеба и тренировки, хвосты, работа, еще больше тренировок для перспективных игроков. Аомине – очень перспективный.

Аомине приползает домой полностью выжатым. Душ – еда – кровать. Смывает с себя пот и заваливается на боковую. Пружины жалобно скрипят под его весом, накопившаяся усталость наконец отпускает тело.

Аомине уже укладывается, когда Кагами возвращается с работы. Пару минут слушает вполуха, как он моет руки, гремит посудой на кухне, и засыпает еще до того, как Кагами заканчивает ужин.
Просыпается Аомине один – университет Кагами дальше от их квартиры, чем университет Аомине, и ему приходится вставать раньше, чтобы успевать к началу занятий.

Свои плюсы и минусы.

Разные баскетбольные команды, нет соперничества за место в основе и опасности, что какой-нибудь сокурсник застанет их тискающимися в кабинке туалета.

Нет спарринг-партнера уровня и выносливости Кагами и нет тисканий по туалетам. В школе это было весело, круто и заводило буквально на раз-два. За закрытой дверью словно сносило все тормоза, а постоянный страх того, что вот сейчас кто-нибудь обязательно зайдет и увидит их дрочащими друг другу, чертовски возбуждал, разливаясь по телу кипящим адреналином.

Аомине зевает и плетется в ванную. Чистит зубы, бреется, поджимая пальцы от холода. Будь с ним в этот момент Кагами – отчитал бы за то, что Аомине опять не надел тапочки.

Но Кагами нет. Его вообще стало как-то очень мало в последние дни. Стремительный водоворот одинаковых будней поглотил в себе совместные завтраки-ужины, короткие разговоры, прикосновения.

Которых не хватает, как бы по-бабски это не звучало.

Есть только рутинный распорядок и механические действия: почистить зубы, позавтракать, пойти на занятия, тренировку. Остаться на дополнительную тренировку. День за днем. Аомине даже кажется порой, что в Матрице что-то сбоит, и он невольно стал героем того фильма, который они как-то смотрели с Кагами. Фильм был на английском – Кагами ему переводил. Было забавно. Как же?.. Что-то связанное с хорьками, кажется. Или сурками.

***

– Ну? Как бы ты хотел сегодня?

Кагами неспешно перебирает пальцами волосы Аомине, улыбаясь. Пошло. Многообещающе.

И Аомине хочется. Очень, очень хочется. Поставить на четвереньки, сгрести в кулак волосы и трахать. Резко, быстро, жестко. Как нравится обоим. До синяков на бедрах и тяжелого сбитого дыхания.

«Кагами задушено стонет в согнутый локоть, вцепившись второй рукой в спинку кровати, пока Аомине размашисто долбит его в зад, покорно прогибается в пояснице, подставляясь, подмахивает, громко вскрикивая. Словно в западной порнухе, ей-богу.

А потом лежит рядом, расслабленный и довольный, терпко пахнущий потом и сексом. С раскрасневшейся кожей, блестящей от пота, уставший и затраханный. Красивый».

По коже бегут мурашки, стоит это представить.

Но...

Аомине вздыхает, ведет руками по спине вдоль ложбинки позвоночника, крепко сжимает в ладонях ягодицы сквозь ткань белья и упирается лбом в грудь. Раскрывает губы, тянется, собирая мелкие капельки воды. Проводит кончиком языка вокруг соска – Кагами звонко смеется, дергаясь в его руках. Щекотно.

Кожа Кагами после душа мягкая, розоватая, очень теплая и восхитительно пахнет гелем для душа.

Аомине чувствует себя последним идиотом. Капризным идиотом.

Кагами сидит у него на коленях и спрашивает, как Аомине хочет трахнуть его сегодня. Ждет этого, ерзая от нетерпения. Казалось бы – чего еще надо? Самолюбие Аомине урчит сытым зверем.

Все портит маленькая черная татуировка. Которой на теле Кагами нет.

Противный скользкий червячок обиды точит изнутри, отравляя настроение и настрой. Самое хреновое в этой ситуации то, что Кагами четко сказал «нет», а Аомине все равно ждал. Как само собой разумеющееся. Как капризный глупый ребенок. И как ребенок же обижается на Кагами.

– Слушай, я сегодня не хочу, окей?

Кагами недоверчиво вскидывает брови. Уши у Аомине горят.

– Ты хотел меня даже весной во время аллергии. Чихающим, с опухшей красной рожей и истекающим соплями. А сейчас вдруг нет? – Кагами медлит. – Или тебе не понравился подарок?

Блять.

Аомине чувствует себя еще и неблагодарной свиньей.

– Нет, – он качает головой, – подарок отличный. Как всегда. Просто...

– Да?

– Я не совсем это хотел.

Аомине отворачивается. Горят уже и щеки. Задирает футболку.

Кагами пялится с полминуты, затем осторожно прикасается, проверяя, не почудилось ли. Аккуратно обводит по контуру, чуть надавливает ногтями. Рисунок не отшелушивается и не размазывается; кожа под ним кажется чуточку горячее остальной. Кагами водит, водит подушечками по кругу как завороженный, не в силах оторваться. На гладкой смуглой коже Аомине черный иероглиф смотрится... красиво. К месту. Словно там – на три пальца ниже пупка – и должен быть.

– Дайки...

–Я не шутил, теперь видишь?

Кагами рассеянно кивает, поглаживая пальцами татуировку.

Аомине много чего взбредает в голову периодически, но...

– Зачем?

Аомине дергается, как от пощечины, бросает злой взгляд, поджимая губы, и стискивает кулаки – вот-вот ударит.

– Вот ведь хренов тормоз.

А потом на одном дыхании вываливает на него всю эту сентиментальную чушь, от которой краска расползается до самой шеи. Кагами так и замирает, комично распахнув глаза.

С ног на голову и все мысли – в кашу. С Аомине по-другому не бывает.

Когда он заканчивает, в голове Кагами еще вторит эхом «ты мне дорог, идиот». Самое романтичное, что ему когда-либо говорил, и, наверное, скажет Аомине.

На лице расцветает глупая улыбка.

– Ну-ка, скажи это еще раз.

Аомине бьет Кагами в бок, завязывается короткая шумная потасовка. Кагами, сотрясаясь от смеха, уворачивается от тяжелых кулаков, закрывая голову и ребра, Аомине грязно ругается, шипя сквозь зубы.
В памяти всплывает первое и последнее до этого момента подобное признание, сделанное еще в детском садике. Девочка, которой он тогда притащил собранный букетик ромашек, хихикала почти так же, как Кагами сейчас.

Потом она, правда, этими же цветочками получила по голове, но маленькому Аомине было очень обидно.

Схватка заканчивается в один момент. Аомине вжимает Кагами щекой в сбившуюся комом простынь, заломив руку за спину.

– Ау-у! Я все понял, пусти.

Аомине держит еще пару секунд и резко отпускает, быстро отодвигаясь на край. Мало ли что.

Но Кагами, кажется, не обращает никакого внимания на него. Просто выпрямляется, двигает туда-сюда плечом пару раз, крутит шеей. И, чуть посмеиваясь, говорит:

– Знаешь, было бы проще, скажи ты все так с самого начала.

Ерошит ему волосы и спрыгивает с кровати. Аомине машинально приглаживает вихры.

И к чему это было?

***

Новая неделя начинается так же, как и предыдущая. Аомине получает нагоняй от тренера, и вынужден теперь торчать на тренировках до позднего вечера. Всего-то стоило пару раз прогулять.

Домой он возвращается в одно время с Кагами. Ужинают вместе, впервые за долгое время.

Ванную тоже принимают вместе. Без пошлостей, для них Аомине слишком устал – он едва не засыпает прямо в ванной – Кагами расталкивает.

Аомине не особо надеется, но все же бросает короткий взгляд на Кагами, отмокающего в горячей воде.

Нет. Естественно.

Чего он ожидал?

Аомине не обижается.

Он с удовольствием прижимается к широкой гладкой спине, едва Кагами залезает к нему под одеяло. Короткие колючие волосы на затылке щекочут нос, и Аомине аккуратно отводит их, укладывается ближе, толкаясь коленом меж ног Кагами. Прохладно, и у него опять замерзли ноги, а Кагами теплый всегда.

Кагами засыпает почти сразу. Аомине еще несколько минут слушает размеренное сопение, далекий вой полицейской сирены и шелест листьев. Закрыть бы окно, но выпутываться из уютного гнездышка ужасно не хочется. Аомине тихо вздыхает и закрывает глаза.

***

В пятницу Кагами приходит поздно и, не здороваясь, залетает в ванную, громко хлопнув дверью. Почти сразу же начинает шуметь вода.

Аомине пожимает плечами. Переступает через брошенную на полу сумку и плетется на кухню, включает там телевизор. Попадает на какую-то экономическую сводку – в кадре змеями ползут графики бирж, в правом углу стоит на задних лапах медведь, в левом – бык. Аомине не переключает – за ужином и такой фон пойдет. Уж лучше, чем вечерние ток-шоу.

Выходит из ванной Кагами так же быстро. Аомине слышит щелчок замка и шлепанье босых ног по полу.

– Собирался есть?

Аомине высовывается из холодильника с пакетом молока в руке, оборачивается на Кагами, стоящего в дверях. Мокрые волосы торчат в разные стороны, точно иголки, белое пушистое полотенце небрежно завязано низко на бердах. Темная дорожка жестких, курчавых волосков тянется вниз от пупка, влажная кожа блестит в свете лампы мелкими капельками воды.

– Ну да.

– Отлично, – с самой невинной улыбкой отвечает Кагами.

А потом подходит к столу, отодвигает рукой пульт от телевизора, тарелку с яблоками, сдергивает с себя полотенце и усаживается мокрой задницей на стол. Задирает колени к груди и широко разводит.
На миг Аомине забывает, как нужно дышать. Молоко летит на пол, сердце бешено частит где-то в горле. Аомине шумно, тяжело сглатывает вязкую слюну. Во рту пересохло.

Шаг.

Еще один.

Аомине опускается на колени перед Кагами, почти не дыша, кладет пятерню на внутреннюю сторону бедра, крепко прижимает, держит и улыбается счастливо. Закусывает губу и опускает глаза вниз, чтобы Кагами не видел его глупой сияющей рожи.

– Спасибо. Спасибо, Тайга.

Аомине медленно водит подушечкой, осторожно надавливает на контур татуировки. На крохотный иероглиф, размером не больше монетки в сто йен у гладко выбритой промежности.

– Нравится? – тихо спрашивает Кагами, запутывая пальцы в его волосах.

Вместо ответа Аомине мягко прижимается губами к покрасневшей коже вокруг рисунка. Вдыхает. Пахнет неописуемо приятным: гелем для душа и чистым телом. Стоит провести по рисунку языком, как Кагами судорожно охает, вздрагивает.

Аомине хочется еще, хочется почувствовать.

Он легонько царапает ногтями татуировку, вновь припадает к ней ртом, но рука Кагами в волосах настойчиво тянет вверх.

– Ну?

Кагами ухмыляется. Довольно, торжествующе, нагло. Знает, что это очко – полностью за ним. Аомине с удовольствием признает, что в этот раз Кагами Тайга уделал его вчистую. Он не против.

– Как тебе в голову пришло это место для татуировки?

Кагами запрокидывает голову, громко хохочет. Аомине тоже улыбается, поглаживая его бедро.

Ну, Кагами, ну сволочь.

– Знал, что тебе понравится.

Кагами покачивает раскинутыми в стороны ногами. Внимательно смотрит в глаза, на лице застыла полуулыбка. Ждет. Опять ждет.

Воздух в кухне кажется топким, густым, словно патока. Аомине вязнет в нем с головой.

Кагами кладет одну ногу на плечо Аомине, ерзает на столе. По телу пробегают мурашки, легкой дрожью отзываясь в кончиках пальцев. Нетерпение мучительно как никогда.

Скорее.

– Мне нравится. – Аомине выпрямляется, укладывает Кагами на спину, одним движением стягивает с себя домашние штаны и белье. – Очень нравится. Видишь, насколько сильно?

– Вижу, – посмеивается Кагами. И что, прямо здесь?

– Угу.

– А если стол опять сломается?

– Куплю новый, – отвечает Аомине и прижимает колени Кагами к его груди.

@темы: слэш(яой), Kuroko no Basuke, аниме, Кагами, фики, Аомине, Аомине/Кагами

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Многобуквенный мыслеслив

Перепал халявный билет на джазовый концерт. Ла-адно, от этого универа тоже иногда бывает польза.

Гугл-документы таки отпадная приблуда.

Очень болят, сохнут и чешутся глаза в последние дни. А к окулисту чую, попаду, только когда один глаз вытечет нафиг.

Стал выскакивать новый баг в прошивке. Ну зашибись.

Не люблю, не люблю понедельники. Мало того, что я сегодня эпично проспала, так еще и полчаса не могла уехать в направлении моего чертового вуза. Маршрутки, автобусы и троллейбусы шли на все стороны света, но только не ко моему универу. Сидела на остановке, замерзая, и думала: а не послать ли все это к черту и не вернуться домой/поехать гулять?.. Но тут приехал мой троллейбус... Не люблю понедельники.

Думаю, что может стоит кое-чего поменять в дневнике. Писать эти потоки сознания пореже, например.
Вообще, порываюсь уйти на новый дневник. Но с другой стороны - а смысл?

Разжилась новыми ботинками и носками. Чудесные носки, чудесные ботинки :3

Кристина посмотрела первый сезон Игры Престолов. kekeke, иди ко мне, рыба моя, сейчас буду тебя любить.

Ох уж эти индусы. Везде найдут.
На фэйсбуке на появлялась уж год-два, держу ради удобной фичи - связки с другими сайтами.
Зашла в скайп. Запрос. Имярек из города Агра, штат Уттар-Прадеш, желает с вами общаться. 0_0 Долго думала, как он на меня напал, если на фэйсбуке скайп не указан. Когда он написал про вк, я совсем обаладела, т.к а) индус пишет мне про вк бэ) в вк мой скайп тоже не указан.
С горем пополам отмазалась от него. Надеюсь.

Люди иногда очень забавные.
Например, обижаются на то, что я веду себя с ними так ровно так, как они повели себя со мной. Я считаю, что принцип ты - мне, я - тебе, все еще действует, распространяясь не только на что-то материальное.
Как ведешь себя со мной - ровно так же получаешь в ответ.
Ведешь себя как нормальный, адекватный человек - получаешь нормальное отношение.
Помогаешь, веселишься или подбадриваешь в нужный момент - всегда рассчитывай на меня в трудную минуту, помогу обязательно, только попроси.
Ведешь себя как гавно - получишь гавно в ответ.
Не понимаю, что в этом странного. Не понимаю, почему должна улыбаться и радоваться, после херового отношения. По-моему, все честно.
В общем - нипанятна.

Закончила курсач по бфу. Почти физически ощущаю, как внутри мозга окопались те самые "мерзкие канцеляриты". Брр. Чувство отупения отпускает очень медленно.
— Трудно было? — спросил Федя.
— Ужасно, — сказал Эдик. — я и говорить устал и слушать устал и вдобавок ещё, кажется сильно поглупел. Вы замечаете, Федя, как я поглупел?
— Нет ещё, — сказал Федя застенчиво. — это обычно становится заметно через час-другой. (с)

Гениально - поручить курсовую нагрузку преподу, у которого 1 (одна!!11) пара в неделею. Ловите меня как хотите.

На всякий - не в обзоры
Ну, слив единственного дожившего до дня выкладки фика по аокаге был как-то даже... ожидаем. То есть в глубине души-то я делала щенячьи глазки и надеялась, но... где-то очень в глубине.
Жопа Интуиция упорно твердила, что хренушки. Жопа Интуиция не ошиблась и в этот раз. Наверное, именно поэтому я не расстроена. Обидно, конечно, но особо.
Как-то так, в общем:




АПД.
С 22 по 28 декабря у нас зачетная неделя. Аааа 29 первый экзамен.
Парам пам пам блять.

запись создана: 17.11.2014 в 23:07

@темы: мысли вслух, всяко

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вместо сна

Итак, в задницу сон.

В комнате холодно, в голове каша. Вязкий хлюпающий кисель. Чвок. Чвок.
Каждый раз после этого фильма.

И хочется писать что-то мерзкое. Гадкое, темное, безрадостное.
Хотя, черт его знает, ведь если смеяться...

В общем такое предложение - вы мне персонажа, а я вам драббл/миник. Гадкий, темный и безрадостный. М?

Нет, со мной все ок, я не пьяна.

@музыка: Тишина

@темы: всяко

---

Артопост

Ты - не ты, когда голоден XD

много

Бооольше мне Киеши и Кагами, бооольше!!1






Я хз, что там написано, но лицо доставляет






Очаровательный был бы домашний питомец :3


Бггг




Арщ, люблю этот арт

рейтинг

@темы: арты, слэш(яой), Kuroko no Basuke, аниме, Кагами, Аомине

---

Добрый вечер,  Sky Smoker.



Чем обязана вниманием?

@темы: приветствие

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра