meh
Прпрпр, меня в последнее время просто забросали подарками 
Амь, спасибо тебе большое-большое, целую в обе щечки и посылаю сирца
читать дальшеМне оно так помогло вдохновиться... Надеюсь, запал не пропадет XD
Амь, спасибо тебе большое-большое, целую в обе щечки и посылаю сирца
читать дальшеМне оно так помогло вдохновиться... Надеюсь, запал не пропадет XD
06.08.2014 в 23:49
Пишет Амь:На двоих
название: На двоих
фэндом: KnB
бета: Dani Swan мимими!
жанр: PWP с флером флаффа
пейринги/персонажи: Кагами Тайга/Аомине Дайки
рейтинг: NC-17, родимый
размещение: запрещено
размер: мини, 2540
дисклеймер: мне ничего не принадлежит
предупреждения: кинки в наличии
от автора: Было обещано еще в апреле eska07, но немного другой сюжетец. Я его мучила и ковыряла, в итоге ни во что это не вылилось. И тут недавно у Кагами был день рождения, и... В общем, я вдохновилась обилием Кагами в ленте и написала.) С прошедшим, eska07, мимими.
Я опоздала всего на несколько месяцев.
читать дальше— Мать твою, — шипит Дайки сквозь зубы и тут же судорожно втягивает воздух. Кагами покусывает кожу на затылке, щекочет языком, и каждое его движение отдается жаркой пульсацией в паху. — Вот же!
Он громко сглатывает, облизывает соленые губы.
Кагами хочется до одури, до белых пятен перед глазами — опрокинуть, вжать мордой в подушку и вставить. Дайки задыхается, стоит только вспомнить, как это бывает. Он всегда входит медленно, придерживает Кагами за бедро, не дает насадиться целиком, втискивается по чуть-чуть. Трет большим пальцем мошонку, нажимает у основания члена, и Кагами стонет томно, отчаянно, не сдерживаясь. Тогда удовольствие окутывает постепенно, передается из клетки в клетку, словно Дайки неторопливо погружается в толщу воды.
Это у них одна пытка на двоих.
Только сегодня — черед Кагами. А еще, у придурка день рождения, поэтому Дайки разрешил ему делать, что угодно. Выдал свою задницу в пользование, ну, ненадолго. Как раз, чтобы хватило времени трахнуть. Правда, он не думал, что Кагами хитро прищурится и схватит со стола наручники.
— Да блядь! — Дайки сжимает ягодицы и пытается потереться членом о подушку. Его терпения хватает на пару минут, а потом пальцы на ногах поджимаются от удовольствия, бедра сводит судорогой.
— Будешь дергаться — привяжу и ноги. — От этих слов у Дайки перехватывает внутренности — сладким-сладким предвкушением.
Кагами проводит пальцами по спине вдоль позвоночника и шлепает по голой ягодице ладонью. Звук шлепка острый, словно нож, проникает под кожу, вспенивает кровь возбуждением. Ягодица горит огнем, от места удара волной расходятся мурашки. Сегодня от Кагами пахнет силой и немножко безумием, и от этого у Дайки тоже рвет крышу.
Он и так едва может пошевелиться — раскрытый, как на ладони. Кагами гладит его поясницу, мнет задницу, будто впервые в жизни добрался. Наручники громко лязгают о металлический столбик, когда Дайки инстинктивно пытается освободиться — ему не нравится, когда что-то ограничивает его. Кагами хмыкает и поднимается с постели. Не нужно смотреть, чтобы знать — матрас упруго пружинит, через секунду раздается шлепанье босых ног по полу.
Дайки упирается лбом в запястья — ободки наручников впиваются в кожу — и шумно дышит. Он не знает, что задумал Кагами, но в те редкие моменты, когда Дайки позволяет ему рулить, тот отрывается по полной. На будущее. Фантазия у Кагами — будь здоров, и Дайки чувствует, что покрывается гусиной кожей, только представляя. От своих же мыслей становится стыдно, член, кажется, каменеет, а лицо горит. Дайки закусывает губу, вытирает проступивший на висках пот о запястья.
Снова пружинит матрас — Кагами опускается рядом, оттягивает ягодицу, мнет, гладит большим пальцем анус. Твердая подушечка царапает, и это даже приятнее, чем нежность.
— Все будет, — обещает Кагами, словно слышит мысли Дайки. Словно он включил свои животные — или как там они называются? — инстинкты, словно он читает его, как на площадке, по мимолетным движениям, еще до того, как Дайки шевелится.
До ужаса хочется, чтобы Кагами уже прекратил издеваться и сделал хоть что-нибудь. Сжал член и мошонку, вставил в зад, да хоть растянул бы. Но тот не торопится, целует ягодицы, вырисовывает языком какой-то узор. В паху разливается вязкое тепло, тяжелеют яйца. От наручников пахнет металлом, пронзительный запах кружит голову.
Когда щелкает крышка смазки, Дайки вздрагивает и всем телом подается назад. Обручи наручников впиваются в запястья, по коже течет холодок предвкушения. И если дать волю стыдным и пошлым фантазиям, можно представить, что он не офицер полиции, а преступник. А офицер, вон он — позади, льет на задницу смазку, размазывает ее ребром ладони, чтобы трахнуть заключенного. И Дайки подставляется прямо сквозь решетку камеры. Кажется, прутья холодят ягодицы, а горечь металла впиталась в кожу намертво.
Кагами растирает смазку, но она все равно течет по промежности на бедра, прохладная и скользкая, и Дайки недовольно шипит. Потому что даже такая мелочь заставляет его хотеть еще сильнее, хотя сильнее, наверное, некуда. Кровь громко шумит в ушах, сердце колотится в горле, и Дайки забывает дышать, а Кагами все обводит анус по кругу, едва надавливает, раздвигает сжатые мышцы.
— Да что ты там? Тянешь, блядь. Вставь уже! — не выдерживает Дайки, подается назад. Член проезжается по ткани подушки, с ног до головы окатывает удовольствием. В животе возникает небольшой ураган, маленький, компактный водоворот, кружит и тащит за собой. — Эй, Кагами?
— А куда спешить? — тот спрашивает тихо, скорее самого себя, едва ли это считается ответом. И в любое другое время Дайки бы врезал ему, как следует, чтобы не зарывался. Но не сейчас, когда его руки закованы в наручники, а промежность скользкая от смазки.
Дайки кажется, что голос Кагами какой-то странный, непривычный, но мысль пропадает сразу, стоит тому всунуть, наконец, палец. Этого мало. Так мало, что Дайки закусывает губу, чтобы не застонать от разочарования. Он легко покачивается взад-вперед, головка члена трется о подушку, палец Кагами легко скользит в заднице. Кагами сгибает его, давит на стенки, и Дайки крепко стискивает ягодицы, поджимается от острого, бьющего по нервам ощущения.
— Жадный идиот, — бормочет Кагами и проталкивает палец глубже, и Дайки захлебывается густым воздухом. По коже прокатывается волна огня, кажется, даже волоски встают дыбом. Пот течет по вискам и скулам, капает с носа на запястья. Натертую наручниками кожу пощипывает, а Кагами все давит изнутри, как раз туда, куда нужно. И Дайки стонет в голос.
К первому пальцу прибавляется второй, и Кагами разводит их внутри. Льет еще смазки; она хлюпает внутри от каждого движения. Кагами отлично знает, куда надавить, как провернуть пальцы и как глубоко их всунуть, чтобы Дайки потерял голову от топкого наслаждения.
Кагами вытаскивает пальцы, оглаживает по кругу анус, второй рукой мнет яички, и это так сладко, что от непрошенной нежности хочется взвыть.
— Вставь, — хрипит Дайки и удивляется: неужели этот голос его? А Кагами тихо смеется за его спиной:
— Ну раз ты так просишь…
Его грудь горячая, он жмется к спине, ложится сверху, тяжелый и жаркий, и Дайки ни за что не признается, что ему нравится эта тяжесть. Головка члена Кагами упирается между ягодиц, давит на анус, и Дайки подается назад. Кагами словно только этого и ждет: приподнимается, позволяя члену скользнуть выше. А сам вытягивается во весь рост, прижимается губами к уху, слизывает с виска испарину.
— Повернись, — просит он, и Дайки вспоминает: Кагами любит целоваться. Ему только дай волю полизаться, и тот присосется, словно пиявка. Пока будет хватать дыхания и даже больше. До цветных кругов перед глазами, до медленно растворяющейся реальности, до маленькой смерти от недостатка кислорода.
Дайки выворачивает шею, приоткрывает губы, и Кагами лижет уголок рта. В другое время это было бы щекотно, но не сейчас, когда подрагивающая головка его члена то и дело проезжается по пояснице. Краем глаза Дайки видит раскрасневшееся лицо Кагами: сведенные к переносице брови, тонкая морщинка бороздит лоб, длинные волосы прилипли к коже.
— Плохо, что так не получается целоваться, — выдыхает Кагами с сожалением. — Но зато так ты никуда не денешься.
В его глазах Дайки видит красные тлеющие искорки, которые притягивают, манят, обещают. Сразу вспоминает, почему запал на Кагами еще в школе, сводил его с ума в институте и не оттолкнул, когда тот полез лизаться в первый раз. Просто внутри Кагами есть сила, которой нестыдно подчиняться. Ну, иногда.
Интересно, можно ли во время секса войти в Зону? Если ради этого нужно любить баскетбол, то трахаться они тоже любят….
То, что Кагами вытворяет сейчас, нельзя сравнить с тем, первым разом. Тогда Кагами взбесился из-за очередного проигрыша, Дайки вовремя подъебнул, и тот кинулся с кулаками. Схватил за грудки и боднул головой так, что будь здоров.
Перед глазами замелькали разноцветные точки, из носа хлынула кровь, и Дайки без замаха заехал кулаком под ребра, отпихнул. Кагами задохнулся от удара, но не отпустил, с секунду смотрел осоловело, и в глазах его тлели такие же красные искорки. Дайки пялился на них, не в силах отвести взгляд, и понимал: затягивает. Его притягивала та мощная, грозная сила, что обычно дремала в Кагами. И когда тот прижался к губам, от неожиданности Дайки ответил. Поцелуй вышел неловким, солоноватым от крови, с горячим металлическим привкусом.
Дайки еще сильнее выворачивает шею, подставляется под язык и губы и дышать становится совсем тяжело. Кагами смотрит внимательно — взгляд его царапает, словно наждак, — и сползает на постель. Нацеловался, значит, может, сейчас...
Додумать Дайки не успевает — Кагами с силой шлепает по ягодице.
Переход от нежности к боли, кажется, обдает кипятком, это скорее больно, чем приятно. Внутренности туго перекручивает, сводит возбуждением. Дайки ойкает по-девчачьи, прикусывает щеку изнутри, жмурится, а Кагами снова бьет, теперь уже по другой ягодице.
Удары сыплются один за другим, кожа на заднице горит огнем, и Дайки растворяется в этом пламени. Он не знает, как долго длится порка, кажется, целую вечность. Бедра подрагивают, словно после долгой, трудной тренировки. И когда Кагами легко проводит рукой по ягодице, Дайки почти кончает от колкого наслаждения.
— Хватит, — выдыхает он и закусывает кожу на запястье.
Эта боль другая — отрезвляет, помогает уцепиться за действительность. С Кагами станется заставить его кончить, потом перетерпеть собственное возбуждение и снова довести Дайки до грани. Металлический запах наручников становится еще сильнее, забивается в нос и горло, душит.
— Сними их, — просит он.
— Нет, — просто говорит Кагами, и Дайки еще сильнее стискивает зубы. Не так крепко, чтобы прокусить кожу, но достаточно, чтобы оттянуть оргазм.
Кагами вытаскивает из-под его живота подушку, прижимается к заднице членом, водит головкой между ягодиц. Смазки внутри Дайки столько, что ему кажется — насквозь. Впиталась, налипла на стенки, жирная и вязкая. Гадить он теперь будет вазелином.
Кагами входит медленно, крупная головка раздвигает растянутые мышцы. А потом он переводит дух и вбивается одним толчком. Яйца влажно шлепают по промежности, внутри Дайки снова взвихряется водоворот. Воздух слишком тяжелый и сырой, чтобы им можно было дышать. Кажется, еще немного — и захлестнет серой мутью сознание.
— Я кончу в тебя, а потом сам вымою, — обещает Кагами и протяжно стонет, замирает на секунду, войдя до самого конца. От этих слов Дайки сжимается — стыдно! — и рычит. Кагами снова шлепает его по ягодице и добавляет: — Ты никуда не денешься.
Кажется, сильнее уже некуда, но от ощущения собственной беспомощности, от того, насколько открыт, накрывает. И больше всего — от того, что самому хочется. Жутко заводит такой Кагами — с тлеющими искорками на дне зрачков, Кагами, который точно знает, что хочет и как.
— Я же сейчас… — выдыхает Дайки. Но остановиться уже не может: вертит задом, крепче насаживается, подается назад на каждом толчке, не жалея ни себя, ни Кагами. Оргазм кажется громадной волной — неотвратимой, а сам Дайки — утлая лодчонка, щепка, и его бросает из стороны в сторону. — О-о-ох.
Кагами тянет за волосы, заставляет приподняться над постелью. Ободки наручников впиваются в кожу, покрасневшие запястья саднит, но все это теряется в водовороте ощущений. Кагами обхватывает его горло, давит на кадык, под его ладонью Дайки чувствует пульс — один на двоих, словно сердце у них общее. Сердце, которое качает в два раза больше крови, тоже на двоих.
Дайки выкручивает, как от боли — слишком ярко, слишком остро — и он почти падает на постель под весом Кагами. Тот успевает подхватить его под живот, сжимает ладонью ствол, и Дайки заходится протяжным стоном-криком.
Кагами кончает секундой позже и позволяет опуститься на постель. Сам ложится сверху, и Дайки даже сквозь оргазм чувствует, как дрожит член Кагами внутри, как напрягаются мышцы на его животе.
— Блядь, — с чувством говорит Дайки. Точнее, ему хотелось бы с чувством, а выходит жалобно и хрипло. — Под пузом — мокро, из жопы течет, рук не чувствую. Слезь уже.
Шевелиться лень, пнуть Кагами нет сил, и Дайки думает: похуй.
Кагами шумно дышит в затылок и только крепче прижимается. Не отпустит. Ключ от наручников лежит на прикроватной тумбочке, Кагами не надо вставать, чтобы дотянуться, даже из Дайки выходить не нужно. Он осторожно отмыкает замки, недовольно цокает, разглядывая натертую кожу.
— А чего ты хотел? — Дайки вдруг становится стыдно. И за натертые запястья, и за наливающиеся синевой укусы. Визжал, как девчонка, подмахивал, не мог усидеть на месте. Ему чертовски нравится доводить до этого Кагами: смотреть, как кривятся губы, как Кагами хватает губами воздух и давится им. Но ему совсем не нравится такое для себя. Как-то слишком это, лишнее для их простых, незамысловатых отношений.
Наручники Кагами кладет на постель, и они таки неуместные, грязно-серые даже на смятых простынях. Ключ остается в замочке, и Дайки думает о том, что теперь будет вспоминать об этом сексе, каждый раз, когда будет надевать их на кого-нибудь. И о стертых запястьях, и о порке, и о нежности, щемящей сердце.
Кагами вздыхает, поочередно целует правую и левую руку Дайки, обводит языком выступающие косточки.
— С тобой не получается просто, — жалуется он беспомощно. — Хочется, чтобы тебе было хорошо, а ты и тут сопротивляешься.
Дайки молчит, закусывает губу. А что тут ответишь? Сопротивляется и рычит, не хватало еще, чтобы Кагами думал, что приручил. Да и разве может быть у них — просто? Будет скучно и совсем не так, как раньше.
Дайки представляет долгие вечера у телевизора, то, как он тащит из холодильника пару банок пива вместо одной и заботливо прикрывает спящего Кагами вторым одеялом. Тот слишком любит оборачиваться в него, словно в кокон, и Дайки мерзнет, если остается ночевать.
Невыносимо ску-у-учно. Да он сбежит через неделю!
Кагами отстраняется, его член выскальзывает из задницы, и становится как-то пусто.
— Сейчас пойдем в душ, — обещает он и ласково целует плечо.
— Я сам, — хмуро говорит Дайки и шипит сквозь зубы, стоит ему просунуть ладонь между ног.
— Ладно, — вдруг устало соглашается Кагами. — Как хочешь.
В душе Дайки долго вымывает из себя жирную смазку и сперму, глубоко сует пальцы внутрь и закусывает губу. Все-таки зря он не согласился пойти с Кагами. Этот болван расстроился, а сегодня все-таки его день рождения. И Дайки думает, что иногда — только иногда! — он бы мог делать исключения. Вот как сегодня.
Из душа он выходит минут через десять, Кагами все еще лежит на постели, изучает потолок. В его квартире Дайки бывает довольно часто, поэтому не спрашивая идет на кухню. Накрытый на двоих стол стоит нетронутым — едва Дайки переступил за порог, как тут же поволок Кагами в постель.
«Надо поесть», — думает он, и желудок согласно урчит.
Дайки хватает пальцами с тарелки суши, сует в рот и лезет в холодильник за пивом. У Кагами обычно есть несколько банок про запас.
— Эй, — кричит Дайки. — А пиво где?
— Не покупал, — отзывается Кагами. — Вино там есть, я же мясо готовил.
Дайки морщит нос, внимательно рассматривает полки и видит одну блестящую этикеткой бутылку. Он удовлетворенно причмокивает, прихватывает пиво и тарелку с суши и возвращается в комнату.
Кагами в душе, из ванной слышится его приглушенное пение, и Дайки смеется. Суши опасно съезжают на край тарелки, и он ставит ее на прикроватную тумбочку. Постельное белье залито смазкой и спермой, Дайки сваливает ворох простыней в углу и достает чистые из шкафа. Заканчивает перестилать как раз тогда, когда Кагами возвращается в комнату. На его бедрах — желтое полотенце с Микки Маусом.
— Да уж, — вздыхает Кагами. — Я готовил эти чертовы ребра полдня, а ты все равно хочешь суши и пиво.
— Я редко изменяю своим привычкам. Но иногда можно.
Дайки усаживается на постель, сворачивает пробку с пива, отпивает пару глотков. Кагами ложится рядом, берет с тарелочки суши и с наслаждением жует. От него пахнет свежим, горьковатым гелем для душа, и Дайки даже жмется к нему поближе, трется о влажную макушку подбородком.
— Дай? — Кагами тянется к пиву.
— Эй, мое. Иди, вино свое пей. — Дайки сопротивляется больше для виду, а потом сует коричневую бутылку в его ладонь. — На, последнее.
Кагами пьет пиво, его кадык проступает острее, когда он глотает, и по комнате течет горький аромат солода. Тарелочка с суши стоит посредине, но это не мешает Кагами плечом прижиматься к локтю Дайки.
Снова щемит сердце, нехорошо заходится, и он сглатывает. Кагами передает ему пиво, снова тянется за суши, но Дайки не дает ему взять: перехватывает руку, утягивает Кагами в поцелуй. Длинный, долгий, тягучий, такой, как Кагами нравится. И такой, как уже успел полюбить Дайки.
Они делят вкус пива на двоих, и Дайки понимает: вот оно. Да кому нужны эти две банки? Им и одной хватит. А раз уж поделят пиво, то и за одеяло не подерутся. А если подерутся, Дайки знает отличный способ помириться. Тоже один на двоих.
URL записиназвание: На двоих
фэндом: KnB
бета: Dani Swan
мимими!жанр: PWP
пейринги/персонажи: Кагами Тайга/Аомине Дайки
рейтинг: NC-17, родимый
размещение: запрещено
размер: мини, 2540
дисклеймер: мне ничего не принадлежит
предупреждения: кинки в наличии
от автора: Было обещано еще в апреле eska07, но немного другой сюжетец. Я его мучила и ковыряла, в итоге ни во что это не вылилось. И тут недавно у Кагами был день рождения, и... В общем, я вдохновилась обилием Кагами в ленте и написала.) С прошедшим, eska07, мимими.
читать дальше— Мать твою, — шипит Дайки сквозь зубы и тут же судорожно втягивает воздух. Кагами покусывает кожу на затылке, щекочет языком, и каждое его движение отдается жаркой пульсацией в паху. — Вот же!
Он громко сглатывает, облизывает соленые губы.
Кагами хочется до одури, до белых пятен перед глазами — опрокинуть, вжать мордой в подушку и вставить. Дайки задыхается, стоит только вспомнить, как это бывает. Он всегда входит медленно, придерживает Кагами за бедро, не дает насадиться целиком, втискивается по чуть-чуть. Трет большим пальцем мошонку, нажимает у основания члена, и Кагами стонет томно, отчаянно, не сдерживаясь. Тогда удовольствие окутывает постепенно, передается из клетки в клетку, словно Дайки неторопливо погружается в толщу воды.
Это у них одна пытка на двоих.
Только сегодня — черед Кагами. А еще, у придурка день рождения, поэтому Дайки разрешил ему делать, что угодно. Выдал свою задницу в пользование, ну, ненадолго. Как раз, чтобы хватило времени трахнуть. Правда, он не думал, что Кагами хитро прищурится и схватит со стола наручники.
— Да блядь! — Дайки сжимает ягодицы и пытается потереться членом о подушку. Его терпения хватает на пару минут, а потом пальцы на ногах поджимаются от удовольствия, бедра сводит судорогой.
— Будешь дергаться — привяжу и ноги. — От этих слов у Дайки перехватывает внутренности — сладким-сладким предвкушением.
Кагами проводит пальцами по спине вдоль позвоночника и шлепает по голой ягодице ладонью. Звук шлепка острый, словно нож, проникает под кожу, вспенивает кровь возбуждением. Ягодица горит огнем, от места удара волной расходятся мурашки. Сегодня от Кагами пахнет силой и немножко безумием, и от этого у Дайки тоже рвет крышу.
Он и так едва может пошевелиться — раскрытый, как на ладони. Кагами гладит его поясницу, мнет задницу, будто впервые в жизни добрался. Наручники громко лязгают о металлический столбик, когда Дайки инстинктивно пытается освободиться — ему не нравится, когда что-то ограничивает его. Кагами хмыкает и поднимается с постели. Не нужно смотреть, чтобы знать — матрас упруго пружинит, через секунду раздается шлепанье босых ног по полу.
Дайки упирается лбом в запястья — ободки наручников впиваются в кожу — и шумно дышит. Он не знает, что задумал Кагами, но в те редкие моменты, когда Дайки позволяет ему рулить, тот отрывается по полной. На будущее. Фантазия у Кагами — будь здоров, и Дайки чувствует, что покрывается гусиной кожей, только представляя. От своих же мыслей становится стыдно, член, кажется, каменеет, а лицо горит. Дайки закусывает губу, вытирает проступивший на висках пот о запястья.
Снова пружинит матрас — Кагами опускается рядом, оттягивает ягодицу, мнет, гладит большим пальцем анус. Твердая подушечка царапает, и это даже приятнее, чем нежность.
— Все будет, — обещает Кагами, словно слышит мысли Дайки. Словно он включил свои животные — или как там они называются? — инстинкты, словно он читает его, как на площадке, по мимолетным движениям, еще до того, как Дайки шевелится.
До ужаса хочется, чтобы Кагами уже прекратил издеваться и сделал хоть что-нибудь. Сжал член и мошонку, вставил в зад, да хоть растянул бы. Но тот не торопится, целует ягодицы, вырисовывает языком какой-то узор. В паху разливается вязкое тепло, тяжелеют яйца. От наручников пахнет металлом, пронзительный запах кружит голову.
Когда щелкает крышка смазки, Дайки вздрагивает и всем телом подается назад. Обручи наручников впиваются в запястья, по коже течет холодок предвкушения. И если дать волю стыдным и пошлым фантазиям, можно представить, что он не офицер полиции, а преступник. А офицер, вон он — позади, льет на задницу смазку, размазывает ее ребром ладони, чтобы трахнуть заключенного. И Дайки подставляется прямо сквозь решетку камеры. Кажется, прутья холодят ягодицы, а горечь металла впиталась в кожу намертво.
Кагами растирает смазку, но она все равно течет по промежности на бедра, прохладная и скользкая, и Дайки недовольно шипит. Потому что даже такая мелочь заставляет его хотеть еще сильнее, хотя сильнее, наверное, некуда. Кровь громко шумит в ушах, сердце колотится в горле, и Дайки забывает дышать, а Кагами все обводит анус по кругу, едва надавливает, раздвигает сжатые мышцы.
— Да что ты там? Тянешь, блядь. Вставь уже! — не выдерживает Дайки, подается назад. Член проезжается по ткани подушки, с ног до головы окатывает удовольствием. В животе возникает небольшой ураган, маленький, компактный водоворот, кружит и тащит за собой. — Эй, Кагами?
— А куда спешить? — тот спрашивает тихо, скорее самого себя, едва ли это считается ответом. И в любое другое время Дайки бы врезал ему, как следует, чтобы не зарывался. Но не сейчас, когда его руки закованы в наручники, а промежность скользкая от смазки.
Дайки кажется, что голос Кагами какой-то странный, непривычный, но мысль пропадает сразу, стоит тому всунуть, наконец, палец. Этого мало. Так мало, что Дайки закусывает губу, чтобы не застонать от разочарования. Он легко покачивается взад-вперед, головка члена трется о подушку, палец Кагами легко скользит в заднице. Кагами сгибает его, давит на стенки, и Дайки крепко стискивает ягодицы, поджимается от острого, бьющего по нервам ощущения.
— Жадный идиот, — бормочет Кагами и проталкивает палец глубже, и Дайки захлебывается густым воздухом. По коже прокатывается волна огня, кажется, даже волоски встают дыбом. Пот течет по вискам и скулам, капает с носа на запястья. Натертую наручниками кожу пощипывает, а Кагами все давит изнутри, как раз туда, куда нужно. И Дайки стонет в голос.
К первому пальцу прибавляется второй, и Кагами разводит их внутри. Льет еще смазки; она хлюпает внутри от каждого движения. Кагами отлично знает, куда надавить, как провернуть пальцы и как глубоко их всунуть, чтобы Дайки потерял голову от топкого наслаждения.
Кагами вытаскивает пальцы, оглаживает по кругу анус, второй рукой мнет яички, и это так сладко, что от непрошенной нежности хочется взвыть.
— Вставь, — хрипит Дайки и удивляется: неужели этот голос его? А Кагами тихо смеется за его спиной:
— Ну раз ты так просишь…
Его грудь горячая, он жмется к спине, ложится сверху, тяжелый и жаркий, и Дайки ни за что не признается, что ему нравится эта тяжесть. Головка члена Кагами упирается между ягодиц, давит на анус, и Дайки подается назад. Кагами словно только этого и ждет: приподнимается, позволяя члену скользнуть выше. А сам вытягивается во весь рост, прижимается губами к уху, слизывает с виска испарину.
— Повернись, — просит он, и Дайки вспоминает: Кагами любит целоваться. Ему только дай волю полизаться, и тот присосется, словно пиявка. Пока будет хватать дыхания и даже больше. До цветных кругов перед глазами, до медленно растворяющейся реальности, до маленькой смерти от недостатка кислорода.
Дайки выворачивает шею, приоткрывает губы, и Кагами лижет уголок рта. В другое время это было бы щекотно, но не сейчас, когда подрагивающая головка его члена то и дело проезжается по пояснице. Краем глаза Дайки видит раскрасневшееся лицо Кагами: сведенные к переносице брови, тонкая морщинка бороздит лоб, длинные волосы прилипли к коже.
— Плохо, что так не получается целоваться, — выдыхает Кагами с сожалением. — Но зато так ты никуда не денешься.
В его глазах Дайки видит красные тлеющие искорки, которые притягивают, манят, обещают. Сразу вспоминает, почему запал на Кагами еще в школе, сводил его с ума в институте и не оттолкнул, когда тот полез лизаться в первый раз. Просто внутри Кагами есть сила, которой нестыдно подчиняться. Ну, иногда.
Интересно, можно ли во время секса войти в Зону? Если ради этого нужно любить баскетбол, то трахаться они тоже любят….
То, что Кагами вытворяет сейчас, нельзя сравнить с тем, первым разом. Тогда Кагами взбесился из-за очередного проигрыша, Дайки вовремя подъебнул, и тот кинулся с кулаками. Схватил за грудки и боднул головой так, что будь здоров.
Перед глазами замелькали разноцветные точки, из носа хлынула кровь, и Дайки без замаха заехал кулаком под ребра, отпихнул. Кагами задохнулся от удара, но не отпустил, с секунду смотрел осоловело, и в глазах его тлели такие же красные искорки. Дайки пялился на них, не в силах отвести взгляд, и понимал: затягивает. Его притягивала та мощная, грозная сила, что обычно дремала в Кагами. И когда тот прижался к губам, от неожиданности Дайки ответил. Поцелуй вышел неловким, солоноватым от крови, с горячим металлическим привкусом.
Дайки еще сильнее выворачивает шею, подставляется под язык и губы и дышать становится совсем тяжело. Кагами смотрит внимательно — взгляд его царапает, словно наждак, — и сползает на постель. Нацеловался, значит, может, сейчас...
Додумать Дайки не успевает — Кагами с силой шлепает по ягодице.
Переход от нежности к боли, кажется, обдает кипятком, это скорее больно, чем приятно. Внутренности туго перекручивает, сводит возбуждением. Дайки ойкает по-девчачьи, прикусывает щеку изнутри, жмурится, а Кагами снова бьет, теперь уже по другой ягодице.
Удары сыплются один за другим, кожа на заднице горит огнем, и Дайки растворяется в этом пламени. Он не знает, как долго длится порка, кажется, целую вечность. Бедра подрагивают, словно после долгой, трудной тренировки. И когда Кагами легко проводит рукой по ягодице, Дайки почти кончает от колкого наслаждения.
— Хватит, — выдыхает он и закусывает кожу на запястье.
Эта боль другая — отрезвляет, помогает уцепиться за действительность. С Кагами станется заставить его кончить, потом перетерпеть собственное возбуждение и снова довести Дайки до грани. Металлический запах наручников становится еще сильнее, забивается в нос и горло, душит.
— Сними их, — просит он.
— Нет, — просто говорит Кагами, и Дайки еще сильнее стискивает зубы. Не так крепко, чтобы прокусить кожу, но достаточно, чтобы оттянуть оргазм.
Кагами вытаскивает из-под его живота подушку, прижимается к заднице членом, водит головкой между ягодиц. Смазки внутри Дайки столько, что ему кажется — насквозь. Впиталась, налипла на стенки, жирная и вязкая. Гадить он теперь будет вазелином.
Кагами входит медленно, крупная головка раздвигает растянутые мышцы. А потом он переводит дух и вбивается одним толчком. Яйца влажно шлепают по промежности, внутри Дайки снова взвихряется водоворот. Воздух слишком тяжелый и сырой, чтобы им можно было дышать. Кажется, еще немного — и захлестнет серой мутью сознание.
— Я кончу в тебя, а потом сам вымою, — обещает Кагами и протяжно стонет, замирает на секунду, войдя до самого конца. От этих слов Дайки сжимается — стыдно! — и рычит. Кагами снова шлепает его по ягодице и добавляет: — Ты никуда не денешься.
Кажется, сильнее уже некуда, но от ощущения собственной беспомощности, от того, насколько открыт, накрывает. И больше всего — от того, что самому хочется. Жутко заводит такой Кагами — с тлеющими искорками на дне зрачков, Кагами, который точно знает, что хочет и как.
— Я же сейчас… — выдыхает Дайки. Но остановиться уже не может: вертит задом, крепче насаживается, подается назад на каждом толчке, не жалея ни себя, ни Кагами. Оргазм кажется громадной волной — неотвратимой, а сам Дайки — утлая лодчонка, щепка, и его бросает из стороны в сторону. — О-о-ох.
Кагами тянет за волосы, заставляет приподняться над постелью. Ободки наручников впиваются в кожу, покрасневшие запястья саднит, но все это теряется в водовороте ощущений. Кагами обхватывает его горло, давит на кадык, под его ладонью Дайки чувствует пульс — один на двоих, словно сердце у них общее. Сердце, которое качает в два раза больше крови, тоже на двоих.
Дайки выкручивает, как от боли — слишком ярко, слишком остро — и он почти падает на постель под весом Кагами. Тот успевает подхватить его под живот, сжимает ладонью ствол, и Дайки заходится протяжным стоном-криком.
Кагами кончает секундой позже и позволяет опуститься на постель. Сам ложится сверху, и Дайки даже сквозь оргазм чувствует, как дрожит член Кагами внутри, как напрягаются мышцы на его животе.
— Блядь, — с чувством говорит Дайки. Точнее, ему хотелось бы с чувством, а выходит жалобно и хрипло. — Под пузом — мокро, из жопы течет, рук не чувствую. Слезь уже.
Шевелиться лень, пнуть Кагами нет сил, и Дайки думает: похуй.
Кагами шумно дышит в затылок и только крепче прижимается. Не отпустит. Ключ от наручников лежит на прикроватной тумбочке, Кагами не надо вставать, чтобы дотянуться, даже из Дайки выходить не нужно. Он осторожно отмыкает замки, недовольно цокает, разглядывая натертую кожу.
— А чего ты хотел? — Дайки вдруг становится стыдно. И за натертые запястья, и за наливающиеся синевой укусы. Визжал, как девчонка, подмахивал, не мог усидеть на месте. Ему чертовски нравится доводить до этого Кагами: смотреть, как кривятся губы, как Кагами хватает губами воздух и давится им. Но ему совсем не нравится такое для себя. Как-то слишком это, лишнее для их простых, незамысловатых отношений.
Наручники Кагами кладет на постель, и они таки неуместные, грязно-серые даже на смятых простынях. Ключ остается в замочке, и Дайки думает о том, что теперь будет вспоминать об этом сексе, каждый раз, когда будет надевать их на кого-нибудь. И о стертых запястьях, и о порке, и о нежности, щемящей сердце.
Кагами вздыхает, поочередно целует правую и левую руку Дайки, обводит языком выступающие косточки.
— С тобой не получается просто, — жалуется он беспомощно. — Хочется, чтобы тебе было хорошо, а ты и тут сопротивляешься.
Дайки молчит, закусывает губу. А что тут ответишь? Сопротивляется и рычит, не хватало еще, чтобы Кагами думал, что приручил. Да и разве может быть у них — просто? Будет скучно и совсем не так, как раньше.
Дайки представляет долгие вечера у телевизора, то, как он тащит из холодильника пару банок пива вместо одной и заботливо прикрывает спящего Кагами вторым одеялом. Тот слишком любит оборачиваться в него, словно в кокон, и Дайки мерзнет, если остается ночевать.
Невыносимо ску-у-учно. Да он сбежит через неделю!
Кагами отстраняется, его член выскальзывает из задницы, и становится как-то пусто.
— Сейчас пойдем в душ, — обещает он и ласково целует плечо.
— Я сам, — хмуро говорит Дайки и шипит сквозь зубы, стоит ему просунуть ладонь между ног.
— Ладно, — вдруг устало соглашается Кагами. — Как хочешь.
В душе Дайки долго вымывает из себя жирную смазку и сперму, глубоко сует пальцы внутрь и закусывает губу. Все-таки зря он не согласился пойти с Кагами. Этот болван расстроился, а сегодня все-таки его день рождения. И Дайки думает, что иногда — только иногда! — он бы мог делать исключения. Вот как сегодня.
Из душа он выходит минут через десять, Кагами все еще лежит на постели, изучает потолок. В его квартире Дайки бывает довольно часто, поэтому не спрашивая идет на кухню. Накрытый на двоих стол стоит нетронутым — едва Дайки переступил за порог, как тут же поволок Кагами в постель.
«Надо поесть», — думает он, и желудок согласно урчит.
Дайки хватает пальцами с тарелки суши, сует в рот и лезет в холодильник за пивом. У Кагами обычно есть несколько банок про запас.
— Эй, — кричит Дайки. — А пиво где?
— Не покупал, — отзывается Кагами. — Вино там есть, я же мясо готовил.
Дайки морщит нос, внимательно рассматривает полки и видит одну блестящую этикеткой бутылку. Он удовлетворенно причмокивает, прихватывает пиво и тарелку с суши и возвращается в комнату.
Кагами в душе, из ванной слышится его приглушенное пение, и Дайки смеется. Суши опасно съезжают на край тарелки, и он ставит ее на прикроватную тумбочку. Постельное белье залито смазкой и спермой, Дайки сваливает ворох простыней в углу и достает чистые из шкафа. Заканчивает перестилать как раз тогда, когда Кагами возвращается в комнату. На его бедрах — желтое полотенце с Микки Маусом.
— Да уж, — вздыхает Кагами. — Я готовил эти чертовы ребра полдня, а ты все равно хочешь суши и пиво.
— Я редко изменяю своим привычкам. Но иногда можно.
Дайки усаживается на постель, сворачивает пробку с пива, отпивает пару глотков. Кагами ложится рядом, берет с тарелочки суши и с наслаждением жует. От него пахнет свежим, горьковатым гелем для душа, и Дайки даже жмется к нему поближе, трется о влажную макушку подбородком.
— Дай? — Кагами тянется к пиву.
— Эй, мое. Иди, вино свое пей. — Дайки сопротивляется больше для виду, а потом сует коричневую бутылку в его ладонь. — На, последнее.
Кагами пьет пиво, его кадык проступает острее, когда он глотает, и по комнате течет горький аромат солода. Тарелочка с суши стоит посредине, но это не мешает Кагами плечом прижиматься к локтю Дайки.
Снова щемит сердце, нехорошо заходится, и он сглатывает. Кагами передает ему пиво, снова тянется за суши, но Дайки не дает ему взять: перехватывает руку, утягивает Кагами в поцелуй. Длинный, долгий, тягучий, такой, как Кагами нравится. И такой, как уже успел полюбить Дайки.
Они делят вкус пива на двоих, и Дайки понимает: вот оно. Да кому нужны эти две банки? Им и одной хватит. А раз уж поделят пиво, то и за одеяло не подерутся. А если подерутся, Дайки знает отличный способ помириться. Тоже один на двоих.
@темы: ссылки
-
-
08.08.2014 в 01:13Где мое ПВП? XD-
-
08.08.2014 в 02:00*сворачивает вордовскийф файл* какое такое пвп?
-
-
08.08.2014 в 02:18*делает вид, что поверила*
-
-
08.08.2014 в 02:42